В конце 70-х и начале 80-х годов прошлого века пошла мода на меховые изделия, что повлекло и к удовлетворению спроса на них.
Массово стали разводить нутрий и кроликов (для тех, кто беднее), а охотники увлеклись добычей расплодившейся акклиматизированной ондатры.
В Подворонежье возник и новый объект для охоты — американская норка.
А появилась она спонтанно, просто по недосмотру обслуги ближнего зверосовхоза сбежало из клеток несколько десятков цветных зверьков.
И так расплодились они в окрестностях, что начали вытеснять нашу исконную европейскую норку.
Тогда и стали выдавать лицензии и открыли охоту на иноземную пришелицу. Несложна была та ловля.
Участвовал в ней и я — ради материального стимула от добытых шкурок. Расставишь вечером капканы с рыбьей привадой близ полыньи у шустрой речки Усманки, а утром идешь их проверять.
И почти на каждую вторую поставу попадалась норка. Здесь и собаке моей, западносибирской лайке, находилась работа: мягко придушить зверька, чтобы хозяину руки не искусал.
Правда, и в полыньях тогда, проваливаясь на ненадежном льду скоро текущей реки, пришлось побывать не один разок. Благо, мелко там было, от силы по пояс…
И приукрасился народ. Женщины стали щеголять в нутриевых, разной расцветки шубейках, а мужики в ондатровых шапках, а те, кто богаче, и в норковых. Про лисьи шапки и воротники и говорить нечего. Только недолго длилась та мода на меховые изделия.
С приходом перестройки и обнищанием населения разведение пушного зверя и охота на него в европейской части России канули в Лету…
Разорили и знаменитый Сомовский зверосовхоз — с подачи мнимых «зоозащитников» в угоду своих спонсоров — западных конкурентов, а спустя годы, на его территории с шедами, когда-то окруженными цветниками и розариями, построили элитный коттеджный поселок.
А ведь создавали то хозяйство под патронатом легендарного наркома Анастаса Микояна, и приносило оно в казну значимые валютные поступления.
По соседству с Воронежским заповедником в Усманском бору находился государственный заказник, где десятилетиями была запрещена охота. Выполнил он свое предназначение. Дичи и зверья расплодилось столько, что перевели его в общедоступные охотничьи угодья.
Выдавались лицензии на отстрел зверя охотникам-любителям, и стоили они по нынешним временам копейки. А мы, охотники, в многоснежные зимы завозили в те угодья для подкормки копытных корнеплоды, в летнюю же пору занимались и сенозаготовками.
Но… нагрянули лихие девяностые, с их непредсказуемостью и массовой бедностью среди населения. И началась иная охота, недоступная обычным членам общества.
Отправились на былую заповедную территорию лесники, егеря и охотоведы, до сего времени охранявшие ее. И все происходило не из-за рвачества, а от безденежья оказавшихся почти не у дел бывших защитников природы. Законные лицензии на отстрел кабанов у них всегда имелись, так как выписывали они их сами.
Приходилось и мне, журналисту, до того времени освещавшему проблемы природопользования, участвовать в тех охотах. А чужих там, непричастных к охране природы, и не было.
Накануне охоты, вечером, лесники обходили межквартальные просеки, где по следам на снегу находили входы кабанов, а наутро, еще потемну, мы отправлялись туда.
Почти у всех охотящихся, в том числе и у меня, были зверовые лайки, и никаких загонов мы не устраивали. Просто пускали собак по следу и ждали, когда они найдут, окружат и осадят кабанов. А там «дело техники».
Отстреливали лишь матерых и подсвинков, а маток и сеголетков не трогали. Сложность была лишь в том, чтобы разгоряченных собак взять на поводки и не дать им растерзать малышей, но и с этим справлялись.
А вот на благородных оленей и косуль охоты не проводили, хватало расплодившихся к тому времени кабанов.
…Прошли годы, те места наших охот вновь стали заповедными, приобретя потерянный было статус заказника. Но какими они стали…
Из-за ликвидации местного лесхоза, следившего за здоровьем леса, все проезды между кварталами оказались заваленными буреломом, а те места, где по весне на опушках и просеках наблюдалась тяга вальдшнепа, заросли осинником.
Кабаны восстановили свою численность, а вот олени и косули уменьшили свое поголовье. И все из-за неухоженности и малопроходимости леса.
Сейчас в приоритете у охотников опять же копытные и водоплавающая дичь. И это не совсем правильно. В Воронежской области многие сельские поселения, расположенные у пойм малых рек, из-за массовых бобровых запруд оказались в зоне весеннего подтопления.
Да что там малые реки, Битюг и тот завален срезанным бобрами столетним дубняком. А вот охотиться на речных лесорубов желающих почти нет. Не в ходу бобровая шкура. Хотя мясо бобра очень даже съедобно, а хвост так тот просто деликатес.
Долгие годы дружил я с известным ученым-орнитологом, замечательным писателем и почетным гражданином Воронежа Леонидом Семаго.
«Много чего из дикой живности в кулинарной обработке довелось мне отпробовать, но вот мясо бобра и лисы, заметь, не лисовина, нравилось больше всего», — говорил он во время одной из наших бесед, правда, тогда за обедом мы вкушали запеченную в сметане оленину.
Из мехового зверья сейчас представляют интерес лишь сурки и барсуки, но опять же не из-за ценной шкуры, а целебного жира.
Печально, конечно, что сужаются сферы охотничьих интересов в сторону мясного промысла, но, забывая о других охотах, мы можем потерять наработанные веками традиции иных промыслов, а вслед за ними и приспособленных к ним собак.
Несколько лет назад, весной, приехав в одно частное охотхозяйство Черноземья для ознакомления и прогуливаясь в сопровождении егеря по его огороженной сеткой огромнейшей, в тысячи гектаров территории, встречал кабанов и оленей, подпускавших меня на десяток метров.
Работник посетовал, что на территории хозяйства охота и рыбалка на искусственных зарыбленных водоемах для служащих там запрещены. И приходится им рыбачить в нескольких десятках метров от ограды, на текущей поблизости речке, а вот на охоту ездить за многие километры в общедоступные угодья.
А функции их заключаются лишь в обслуживании приезжих, нет, не тех, кто, заплатив деньги, решил поохотиться, а столичных гостей хозяина.
Барские угодья в том частном охотхозяйстве получились, а егеря, загонщики и другой рабочий люд какой-то челядью оказались. А куда им деться-то из полузаброшенных деревенек округи?
Может, в других хозяйствах и не так обстоят дела, но то, что увидел в этом, заставило задуматься. Печаль посетила мою душу, и, несмотря на приглашение на охоту, многие сомнения закрались в нее…
Недавно Госдумой РФ был принят законопроект о разрешении охоты в огороженных, так называемых вольерных пространствах. Это, конечно, и правильно, ведь охота там подзаконно осуществляется уже десятилетиями.
Частному хозяину не нужно и охотбилет предъявлять, лишь бы деньги платили, а государственные охотинспекторы вряд ли там и появятся.
Арендатор угодий, то бишь владелец и хозяин, порой закупает зверя и птицу со стороны, а чаще всего разводит их сам, и контролировать сроки охоты может только он, хотя в большинстве частных охотхозяйств знакомых мне все же придерживаются общепринятых правил.
Откроется новый сезон охоты, но на тех полуодомашненных зверей, выращенных в неволе, не поднимется у меня рука для стрельбы. Тем более с вышек у прикормочных площадок. Разве это можно считать традиционной русской охотой?
Но на периферии она пока еще сохранилась. И любители гончих и борзых собак гоняют зайца и лису, но вот из-за уменьшающихся общественных угодий проблем у них по-прежнему много, так же, как и у охотников с подружейными собаками.
Но есть надежда, что интересы охотников-любителей все же будут учтены и общедоступные охотничьи угодья не будут сокращаться. Ведь самые «лакомые» куски уже давно розданы…
Источник: ohotniki.ru
