Тем холодным зимним утром Льюис Свит вместе с двумя спутниками шел по заснеженному берегу маленького острова Крейн на озере Мичиган, не подозревая, какая мрачная судьба ожидает его в ближайшие семь дней, и не зная, что еще до конца недели его имя будет на устах и на первых страницах газет по всей стране. Он что он в последний раз ступает на берег озера Мичиган на своих двух пока еще здоровых ногах.
Льюис приходил к своей хижине на озере, разжигал огонь из сухого кедра в крошечной печке, садился и вешал деревянный воблер в прозрачную зеленую воду подо льдом, надеясь подманить проказливую форель к своему тяжелому семизубому копью. Если ему везло, то к середине дня он брал четыре или пять хороших рыбин. Затем он возвращался на берег и проезжал тридцать миль (около 50 км) до своего дома в деревне Алансон, штат Мичиган, чтобы успеть к ужину.
В то утро рыбалка шла медленно. Примерно через час после того, как он поймал первую форель, двое мужчин, рыбачивших неподалеку от него, покинули свои шалаши и пошли по льду к нему.
— Мы уходим, Лью, — крикнул один из них. — Ветер дует с северо-востока. Выглядит не очень хорошо. Лучше пойдем.
Свит высунул голову из двери своей лачуги и прищурился на небо.
— Думаю, еще какое-то время все будет в порядке, — сказал он. — Я хочу поймать еще одну рыбу.
Он закрыл дверь, и они пошли дальше, оставив его одного.
Иллюстрация: Outdoorlife.com
Через тридцать минут Свит услышал внезапный хруст и грохот ломающегося льда на востоке. Скрежещущий, стонущий звук пронесся по полю, как раскаты грома, и вся хижина содрогнулась, словно рядом проехал поезд.
Льюис достаточно прорыбачил зимой на озерах, чтобы понять, какое страшное предзнаменование несет этот звук. Он распахнул дверь хижины, схватил топор и пойманную форель и помчался по льду к затянутому снегом берегу. На полпути к берегу он увидел то, чего так боялся: зловещую узкую полосу черного цвета, зигзагом пересекающую белое поле льда.
Когда он достиг воды, полоса заметно расширилась. Льюис наблюдал за ней, раздумывая, не рискнуть ли ему окунуться. Быстро размышляя, он понимал, что риск слишком велик. Смит был хорошим пловцом, но вода была омерзительно холодной, к тому же приходилось считаться с засасывающим подводным течением, создаваемым тоннами льда, подгоняемым ветром. И даже если он успешно преодолеет несколько метров воды, у него будет мало надежды самостоятельно вылезти на ледяной полог берега.
Он смотрел, как черный канал быстро увеличивается до огромного размера. Наконец, когда он уже едва мог видеть его сквозь метель, он повернулся и мрачно зашагал обратно к своему домику.
У него была печка и достаточно дров, чтобы продержаться всю ночь. Ему отчаянно хотелось укрыться в лачуге, но он знал, что его единственный шанс — оставаться на открытом месте и следить за льдиной на предмет возможных трещин и разломов.
Льюис решительно отвернулся от своего домика, перебрался в центр дрейфующей льдины и начал возводить низкую стену из снега, чтобы сломать силу ветра. Это была медленная работа без всякого инструмента, кроме топора.
По льду пронесся звук пистолетного выстрела. Подняв голову, он увидел, что его шалаш оседает в зияющую черную трещину. Пока он наблюдал за происходящим, отколовшийся лист льда с хрустом и треском ударился о главную льдину, и хрупкий домик разлетелся на куски, словно сделанный из картона.
Полчаса спустя две хижины его спутников были поглощены таким же образом, одна за другой. Что бы теперь ни случилось, его последняя надежда на убежище исчезла, ему придется довести дело до конца на льду, не имея между собой и ветром ничего, кроме снежной стены. И он продолжал ее строить.
Льюис прекрасно понимал, что ему грозит, но никак не мог оценить свои шансы. Если только льдина сядет на мель в месте, где он сможет добраться до берега. К тому же маловероятно, что льдина продержится долго при зимнем шторме.
Сейчас ветер дул с запада, но к утру, скорее всего, вернется на северо-восток. К тому времени он, если останется жив, окажется на середине озере. А там, с северо-восточным штормом за спиной, он сможет проплыть не одну сотню миль, не встретив суши.
Через некоторое время у Льюиса затеплилась надежда. Дрейф привел его к маяку Уогошанс Лайт, давно заброшенному и разобранному, и какое-то время казалось, что он пришвартуется у его подножия. Однако течения сместили направление ледяного поля на пару градусов, и он прошел рядом, но мимо каменного островка.
На маяке давно не было ни топлива, ни пищи; он представлял собой не более чем развалины из камня и бетона. Но это была точка суши в огромном сером озере. Это означало спасение от ледяной воды вокруг, это означало выживание, по крайней мере, на несколько часов, и Свит голодными глазами следил за тем, как его плавсредство дрейфует мимо, почти в пределах досягаемости, а приземистая красная башня медленно удаляется.
К тому времени, хотя он никак не мог этого знать, поисково-спасательные службы целого штата были задействованы в надежде достать его из озера живым.
Двое мужчин, которые рыбачили с ним в то утро, все еще находились у озера, когда лед откололся. Они оставались на месте, обеспокоенные и встревоженные, следили за погодой и ждали, когда Свит вернется на берег. Сквозь метель они видели, как черная вода открылась в море, когда льдина ушла в дрейф. Они знали, что Свит все еще где-то там, на льду, и не теряли времени. Они погрузились в машину и помчались в деревню. Жители или кто-либо другой в данный момент мало чем могли помочь, но весть о драматической судьбе Свита разлетелась по проводам в города штата и по всей стране. Начались одни из самых интенсивных поисков пропавшего человека за всю историю Мичигана. Миллионы людей, сидя у своих каминов в ту зимнюю ночь, в безопасности, тепле и сытости, жалели и гадали о Льюисе Свите, дрейфующем без крова в горькой темноте.
Сильный снегопад препятствовал активным действиям в течение первых двадцати четырех часов. Но днем буря утихла, и спасатели приступили к работе.
В северной части озера Мичиган было слишком много льда для лодок. Искать пришлось с воздуха и пешком вдоль берега. К работе подключились экипажи береговой охраны и добровольцы. Мужчины четыре дня ходили по берегам, перебираясь через неровные куски прибрежного льда, высматривая следы, нити дыма, потухший костер, любые признаки того, что Свит вышел на сушу.
Другие люди обследовали ледяные поля и близлежащие острова с воздуха. Пилоты методично облетали одну милю за другой в поисках черной точки, которая могла бы оказаться человеком, притаившимся на дрейфующей льдине. Льюис Свит, о котором почти никто не знал за пределами его родного города, теперь стал объектом внимания всей страны. Люди покупали газеты на улицах городов, расположенных в тысяче миль от Алансона, чтобы узнать новости о пропавшем рыбаке.
Мало-помалу, час за часом, надежда среди искателей угасала. Ни один человек не смог бы так долго продержаться на открытом льду. Время тянулось — день, потом два дня, три — и все равно самолеты и пешие группы не находили никаких следов Свита. К вечеру пятого дня надежда умерла. Человек не мог продержаться столько часов в холоде и шторме без крова, огня и пищи. На шестой день, в последний день поисков, искали лишь темное пятно на берегу, замерзшее тело. В сумерках того же дня поиски были неохотно прекращены.
Люди больше не гадали, удастся ли спасти Льюиса Свита и каким образом это вообще произойдет. Вместо этого они гадали, найдут ли его тело на каком-нибудь одиноком берегу, когда наступит весна, или же место и способ его смерти так и останутся неизвестными.
Но Свит не умер.
Еще дважды до наступления темноты второго дня он верил, что вот-вот выберется из озера. Через какое-то время он увидел остров Хэт, вырисовывающийся впереди сквозь бурю — лесистую точку на сером море, дымящемся снегом. Островок, казалось, несся прямо на него, и он был уверен, что сядет на мель у обрывистого берега.
На Хэте никто не жил. Он не нашел бы там ни одной хижины. Но там было много сухих дров для костра, и у него была большая форель, чтобы поесть. Льюис не сомневался, что когда погода прояснится, у людей найдется способ его спасти. Предвкушая огромное облегчение от смены дрейфующей льдины на твердую землю, скоро он понял, что и на этот раз его льдина пройдет в стороне от острова. И он смирился с тем, что ему придется провести ночь в дрейфе.
В следующий раз на его пути оказался Хог-Айленд, гораздо более крупный остров, но тоже без единого дома. Ветер и озеро снова сыграли свою роль, и его опять пронесло мимо, в двух шагах от берега. Словно специально, чтобы подзадорить его, одинокая чайка вылетела из-за ледяных скал, нагроможденных вдоль берега, на несколько минут присела на его льдину, а затем беспечно взмыла обратно на остров.
— Это был первый раз в жизни, когда я пожелал себе крылья! — рассказывал потом Свит.
Наступившая ночь была очень суровой. Буря усилилась до неистовой вьюги. С наступлением зимней темноты участок льда, на котором Свит построил свое снежное убежище, внезапно и без предупреждения откололся от основного куска. Он услышал треск и увидел, как трещина начала расширяться в сумерках всего в нескольких метрах от него. Он подобрал свою рыбу и драгоценный топор и побежал туда, где давление ветра еще удерживало две массы льда вместе, скрежеща друг о друга. Когда он добрался до этого места, перед ним открылась расщелина, но она была всего в несколько сантиметров шириной, и он перепрыгнул через нее на временную безопасную зону большей льдины.
Льюис снова принялся за работу, сооружая укрытие из снежных блоков. Когда все было готово, он улегся за ним, чтобы укрыться от пронизывающего ветра. Но холод усиливался, и через несколько минут он поднялся на ноги и забегал взад-вперед по льду, чтобы снова разогнать кровь. Снег, гонимый ветром, хлестал его по лицу.
Так он провел остаток ночи — ненадолго укрываясь за снежной стеной, а затем снова поднимаясь на ноги, чтобы побороть усталость и сонливость, которые, как он знал, прикончат его, если он поддастся им.
Перед полуночью льдина снова раскололась на две части, и ему снова пришлось покинуть свое снежное убежище, чтобы остаться на основной льдине. Ему хватило ума взять с собой, а не бросить топор и форель. То же самое со льдинойпроизошло еще раз, уже под утро.
Ближе к рассвету холод стал еще сильнее. И теперь буря сыграла с ним жестокую шутку. Ветер понесся на юго-запад, изменив направление дрейфа льдины и направив его почти в ту сторону, откуда он начал плыть — к далекому северному берегу озера Мичиган. Однако в темноте Свит не сразу понял, что произошло.
За час до рассвета огромная льдина, все еще остававшаяся около двух миль (порядка 3 км) в поперечнике, села на мель. Раздался внезапный грохот, и прямо перед Свитом кромка льда поднялась из воды как нос гигантских санок, и резко обрушилась вниз огромными кусками! Все вокруг задрожало, затряслось и, казалось, вот-вот разлетится на осколки, а Свит, спасая свою жизнь, побежал прочь от этого места.
Иллюстрация: Outdoorlife.com
Потребовалось пять или десять минут, чтобы льдина потеряла свою динамику и пришла в состояние покоя. Когда шум, похожий на треск и скрежет, наконец, утих, Свит осторожно вернулся назад, чтобы узнать, что произошло. Он понятия не имел, где находится и на какое препятствие натолкнулось его плавсредство.
К своему изумлению, он обнаружил, что его вынесло к подножию одного из самых одиноких маяков на озере Мичиган — возвышающейся бетонной коробки на затопленном рифе, более чем в дюжине миль (свыше 20 км) от ближайшей суши. Льдина, ударившись о тяжелую плиту берега, прогнулась, затрещала, а потом перестала двигаться.
Наконец-то Свит был близок к временной безопасности. Всего в нескольких метрах от него находились убежище и топливо, пища и выживание. Вся площадь у берега была покрыта льдом толщиной в фут (30 см), и стальная лестница, вделанная в бетонную стену маяка, виднелась как выпуклость на гладкой, отвесной поверхности льда. Она буквально заросла льдом.
Иллюстрация: Outdoorlife.com
Свит принялся за работу топором. Стоя на куске льдины, на которой он приплыл, он рубил лед на лестнице так высоко, как только мог дотянуться, освобождая перекладины по одной. Затем он взобрался на первую, держась за нее одной рукой, а другой продолжал рубить. Через три часа после того, как он отколол первый кусочек льда, он был уже в трех шагах от вершины.
Но за это время его ноги превратились в деревянные обрубки, на которые он больше не мог опереться. Руки давно потеряли всякую чувствительность. Они так сильно замерзли, что ему приходилось опускать взгляд на них, чтобы убедиться, что пальцы зацепились за перекладину. И он больше не мог держать топор.
Льюис ронял его с полдюжины раз, неловко спускался за ним и снова устало поднимался на перекладины. Первые пару раз это было не так уж тяжело, но дальше подниматься становилось все труднее и труднее. Теперь, если бы он еще раз уронил топор, то не смог бы подняться обратно. Льюис сделал несколько коротких, неумелых взмахов, и топор со звоном вонзился рядом в стену. Он прижался к глыбе льда, чтобы отдохнуть. Рубить он больше не мог.
Трудно сдаться и умереть от холода и голода, когда еда и тепло всего в нескольких метрах над головой. На самом деле, как он потом говорил, он даже не допускал возможности сдаться. Сгорбившись на ледяной глыбе, вне видимости суши, со льдом и водой вокруг, и ветром, загоняющим снег в одежду, под каждую пуговицу, ему пришла в голову идея. Он может построить пандус из ледяных блоков до самого верха!
Материал лежал в ожидании, сваленный в кучу, когда край его плавучего судна разбился об основание маяка. Некоторые блоки были больше, чем могли бы сдвинуть даже десять человек, но некоторые были достаточно малы, чтобы Свит смог их поднять. И он принялся за работу.
Еще через три часа он закончил свой труд, и невероятным образом перетащил себя, скорее мертвого, чем живого, через обледенелую стену.
Свит находился на пустынном острове, в середине озера, с обмороженными руками и ногами, посреди январской метели, и ни одна живая душа не имела ни малейшего представления о том, где он находится и что он жив. Это была не самая радужная перспектива, но за все свои пятьдесят с лишним лет он не знал более триумфальной и счастливой минуты!
Уходя на зиму, команда маяка оставила двери незапертыми, заслонив их тяжелой ширмой, которая не представляла никакой преграды для человека с топором. После долгих часов, проведенных на льду, и испытаний у подножия маяка заблудившийся человек обрел рай.
Бекон, рис, сухофрукты, мука, чай, и другие припасы были в изобилии. Также были три маленькие керосиновые печки и много топлива для них. Были спички. Было все, что нужно человеку, чтобы прожить несколько дней или недель, а может, и до весны!
Но в данный момент Свит был слишком измотан, чтобы есть. Он хотел только отдохнуть и поспать. Он кое-как снял с замерзших ног ботинки, с трудом отогрел руки и ноги, и рядом с одной из масляных печей завалился на ближайшую кровать.
Он проспал почти двадцать четыре часа. Проснувшись утром четвертого дня своего ужаса, он приготовил первую еду с тех пор, как позавтракал дома. Это вдохнуло в него новую жизнь, и он сел за стол, чтобы внимательно оценить свое положение.
Погода прояснилась, и он мог видеть заросший лесом берег озера на расстоянии дюжины миль (20 км). Но в любом направлении от острова лежали километры воды, покрытые полями дрейфующего льда. С башни маяка озеро Мичиган представляло собой диковинную пеструю картину. Оно выглядело как огромное белое поле, испещренное серо-зелеными сетками. Сеть более темного цвета показывала, где постоянно меняющиеся трещины разделяют ледяные поля.
В полдень в четверг, сидя у печи и рассматривая кровавые мозоли на ногах, Свит услышал за окном гулкий рев самолета. Он инстинктивно понял, что это спасательный борт, отправленный на его поиски, и, вскочив на искалеченные ноги, бросился к окну.
Иллюстрация: Outdoorlife.com
Но окна были закрыты плотной сеткой, чтобы защитить их от ветра и непогоды. Помахать рукой или подать сигнал там не было никакой возможности. Дверь, выходящая наружу, через которую он мог выбрался на свет, находилась тремя пролетами ниже жилых помещений. Спускаться туда не было времени. Ближайший выход находился в комнате с окнами на вершине башни, всего на один пролет выше. Льюис направился к лестнице.
Пилот самолета отправлялся на поиски, понимая, что шансы на успех очень малы. Он не надеялся найти следы пропавшего человека и не видел причин задерживаться дольше, чем это нужно. Он наклонил самолет в крутой крен и с ревом обогнул маяк в паре сотен футов (примерно 60 метров) над озером. Затем, не видя ничего, кроме льда и снега, он выровнялся и направился к аэродрому за свежим запасом бензина, чтобы совершить еще один полет.
Пока пилот делал стремительный круг, Льюис Свит, ковыляя, поднимался по железной лестнице так быстро, как только могли выдержать его распухшие от боли ноги. Но он опоздал. Когда он добрался до комнаты с окнами и вышел через дверь, самолет уже был далеко над озером, стремительно исчезая на юге.
Большинство мужчин упали бы духом, но Свиту пришлось пережить слишком многое, чтобы сдаваться в такой момент. Вернувшись в жилой отсек, он сел и стоически продолжил оказывать первую помощь своим ногам.
— Замерзать не больно, — рассказывал он с сухой ухмылкой несколько месяцев спустя. – Но вот оттаивать – вот это точно больно!
Не успел закончиться день, как над островом с ревом пронесся другой самолет, или тот же самый, совершающий обратный рейс. Но в тот раз пилот не стал кружить, и Свит даже не успел спуститься по трапу. Он беспомощно наблюдал из зашторенного окна, как самолет взмахнул крыльями, превратился в пятнышко в небе и исчез.
Тогда Свит понял, что если он решит вернуться на берег, то должен будет сделать это самостоятельно. Было очевидно, что никто не догадывается о его местонахождении и даже не рассматривает пустой маяк как возможный вариант поиска.
После наступления темноты той ночью он попытался подать сигнал на далекий материк. У него не было возможности пустить в ход мощный луч фонаря маяка, иначе он точно наверняка привлек бы внимание в это время года. Но он соорудил грубую сигнальную ракету — шарик из пропитанного маслом мусора на проволоке. Выйдя на балкон, он стал раскачивать ее туда-сюда, надеясь, что ее слабую красную искру заметит кто-нибудь на берегу.
В двадцати милях от него (чуть более 32 км), на южной оконечности острова, виднелись приветливые огни деревушки Кросс-Виллидж, подмигивающие с высокого обрыва. Как они, должно быть, насмехались над ним!
Утром пятого дня Льюис снова подавал сигналы, надеясь, что мимо пролетит еще один самолет. Но в тот день никто не подлетал к маяку, и несколько часов прошли без происшествий. На ногах то и дело вспухали свежие волдыри, и он вскрывал и высушивал их у огня так быстро, как только они появлялись. Он приготовил и съел три хороших обеда, а в сумерках опять поднялся в верхнюю комнату, вышел наружу, на пронизывающий ветер, и снова долго раскачивал свой масляный маяк. За ночь он проделал это еще дважды, но ничего не вышло.
На шестой день озеро все еще держало его в плену. Однако в тот день ветер стих, ночь была звездной, тихой и очень холодной. Когда он проснулся на седьмой день утром, воды озера не было видно. Насколько он мог понять, заводи и каналы были покрыты новым свежим льдом из-за очередного похолодания. Его знание водоемов подсказывало ему, что это уже был лед, способный выдержать вес человека.
Свит знал, что его время на исходе. Его ноги были в ужасном состоянии, и он был уверен, что к этому времени поиски его уже прекратились. Это был его единственный шанс, и он должен был на него рассчитывать. Еще через день или два он не сможет передвигаться. Если он не уберется с острова сегодня, то никогда не покинет его живым. Как он будет преодолевать мили льда на своих искалеченных ногах, он не знал. Ноги слишком распухли, правда на маяке он нашел много плотных шерстяных носков.
Когда утром седьмого дня он с трудом спустился с кровати и начал медленный поход по льду в сторону берега, он взял с собой только два предмета: топор и замороженную форель, которую он поймал пять дней назад. Если ему удастся добраться до берега, он разведет костер и поест. Эти предметы стали символами его яростной, непоколебимой решимости остаться в живых. Пока они были при нем, он мог верить, что не замерзнет и не умрет с голоду.
Весь день Льюис Свит шел по льду. Снова и снова он проходил вперед несколько шагов, садился и отдыхал, вставал и упорно шел вперед. Временами даже полз на четвереньках. Он чувствовал, как на ногах набухают свежие мозоли. Они раздувались, пока он буквально наступал на них при ходьбе.
В конце того же дня, как полагал Свит, его разум впервые помутился. Ему казалось, что он бредит, и было трудно продолжать ход. В темноте он наткнулся на заброшенную лачугу на берегу залива, где иногда ночевали рыбаки.
Лачуга означала приют на ночь, и в ней он нашел дрова и ржавую печку, но никаких припасов, кроме кофе и банки замороженного молока. Он все еще нес свою форель, но был слишком слаб и болен, чтобы разморозить и приготовить ее. С большим трудом ему удалось сварить кофе. Это его взбодрило, и он лег на койку, чтобы поспать.
Под утро ему стало плохо: судороги и тошнота, возможно, от недостатка пищи или от замороженного молока, которое он использовал вместе с кофе. На рассвете он попытался двинуться в сторону Кросс-Виллидж, но ему было слишком плохо, чтобы стоять. Восьмой день Льюис всю ночь он пролежал в лачуге и ничего не ел.
На девятый день он собрал все оставшиеся силы и снова отправился на юг, ковыляя и ползая по шершавому льду залива. Идти было нелегко, но он справился. Ближе к полудню того же дня, почти через неделю после того, как ветер унес его на льдине, он, спотыкаясь, поднялся на крутой обрыв у деревни Кросс и позвал на помощь прохожего.
Когда мужчина подбежал к нему, он положил перед ним две вещи, которые нес — топор, который затупился о лестницу маяка, и большую озерную форель, застывшую, как гранит.
Источник: ohotniki.ru
