Любимым местом посещения пензенских рыбаков в ту пору служил большой участок реки Хопер.
Чтобы добраться туда, нужно было проехать на электричке до ж/д станции Колышлей, а оттуда пешком 12 км по степной и лесной дороге до места.
Немалый переход осложнялся тем, что впотьмах можно было наткнуться на ямы, заполненные вешней водой, которые надо было или огибать, либо переходить вброд, имея на ногах резиновые сапоги.
Дорога пролегала мимо большого села Черкасское.
Невдалеке от нее высоко над лесом выступал характерными острыми зубьями башен, напоминавшими готический стиль, изумительный по красоте Черкасский храм, в ту пору одинокий и заброшенный.
Местом нашего прибытия были остатки крохотной деревушки Михайловки, жители которой с укрупнением сел перебрались в Черкасское.
Остались на месте лишь две семьи, избушки которых, занесенные снегом, стояли прямо на берегу Хопра.
Одна из них была нашим пристанищем. Ее хозяевами была чета стариков: дядя Гриша и тетя Лида. И хотя прибывали мы поздно – в третьем часу ночи, хозяева, зная о нашем прибытии, дверь никогда не запирали, а спали при тусклом свете керосиновой лампы с прикрученным фитилем.
Пребывавший в полусне дядя Гриша дружелюбно приветствовал нас: «Заходите, заходите!», — завершая свою речь длинной витиеватой цепочкой непечатных выражений. Но мы знали: мужик он был беззлобный и гостеприимный.
Не было ни одного случая, чтобы он соглашался выпить поднесенную ему чарку: он страдал гипертонией и был рад, когда ему приносили какие-нибудь кисленькие конфеты вроде монпасье или пряники, о чем мы знали.
Гостей набиралось немало, порой до 12 человек, и на полу в крохотной избенке образовывался плотный ковер из тел, лежащих на подстеленных куртках. Спать оставалось недолго – часа три- четыре. К подъему и завтраку хозяйка доставала из печки заготовленный для нас горячий отвар из сушеных лесных яблок, заменявший чай.
Хопер в тех краях извивался из стороны в сторону, окруженный кустами ивняка и ветлами, образуя то просторные плесы, то узкие протоки. Приезжие занимали свои любимые места: одни – на середине плесов, другие – вплотную к самому берегу.
Помню, среди нас был один рыбак, буривший лунки настолько близко к берегу, что казалось – вот-вот бур воткнется в грунт. Но он был непревзойденным специалистом по ловле крупной плотвы и, зная свое дело, не обращал внимания на удивление соседей.
Однажды я, пройдя через целую серию лунок без особого успеха, устроился около берега, заросшего вмерзшей в лед травой, и начал таскать одного окуня за другим.
Глубина была небольшой – немногим более метра. Подходили рыбаки, вежливо просили устроиться рядом, но сколько ни старались, поклевок у них не было. Но надо сказать, без рыбы никто не оставался.
Дома я отобрал наиболее крупных окуней и взвесил: их оказалось около семи килограммов.
Во время вечернего «банкета» мы, хорошо знавшие друг друга, выкладывали на общий стол всю привезенную снедь, приглашая к нему и хозяев. И вот здесь баба Лида, не в пример своему супругу, не отказывалась от подношений и после очередной выпитой стопки умиленно произносила: «Кака сладка водка!»
В воскресный день рыбаки разбредались по дальним плесам Хопра. Здесь иногда хорошо ловилась белая рыба: симпатичные по размеру подлещики и плотва.
В обратный путь пускались засветло. Он был еще тяжелее: давал о себе знать улов за спиной.
Несколько лет ситуация складывалась так, что наиболее острые матчи нашей хоккейной сборной приходились как раз на часы возвращения, и тогда вся рыбацкая братия сгруживалась в вагоне около обладателя транзисторного карманного приемника, жадно вслушиваясь в репортаж.
Недавний рыболовный азарт уступал место слежению за драматическим ходом ледового поединка.
Источник: ohotniki.ru