«За кромкою седого бора
Глухарь защелкал на сосне,
Потоком сладозвучным песня
Лилась в рассветной тишине»
Завтра открытие весеннего сезона, а сегодня я, в сопровождении Евгения Родионова, председателя Орехово-Зуевского районного общества охотников и рыболовов, иду на ток, на вечерний подслух.
Достигнув соснового бора, направляемся по нему в его заболоченно-моховую часть, в то место, где токуют таинственные красавцы-глухари.
При подходе к месту подслуха Евгений Зенонович указывает рукой на лежащую впереди сосну: «Вот на ней и будем ожидать прилета», – шепчет он мне.
Делаем еще несколько шагов, как вдруг впереди раздается громоподобное хлопанье крыльев.
Это слетел с сосны громоздкий глухарь. Ну что ты будешь делать! Кто же знал, что он так рано прилетит на ночлег, да еще и расположится недалеко от места подслуха, хотя и не исключено, что птица дневала здесь же, на окраине тока.
Огорченные случившимся, садимся на поваленную сосну, начинаем ждать, слушая разноголосье пернатых обитателей весеннего леса. «Бак-бак-бак», – раздается впереди голос глухарки, после чего слышно хлопанье крыльев и ее возня, которая вскоре затихает.
Приближающийся вечер начинает заботливо пеленать сосновый бор, а вскоре через просветы в кронах мы увидели, что к нашей компании присоединился желтый рожок молодого месяца, вышедшего на ночную вахту.
Птичьих голосов становилось все меньше и меньше, в лесу начала воцаряться тишина. Слух напряжен, но прилета воинствующих мошников не слышно. Спустя некоторое время в глубине бора послышался шум садящейся на сосну птицы, заставивший нас от неожиданности вздрогнуть.
Минут через десять до нас донеслась глухариная песня, да такая, которую даже утром не всегда можно услышать! Тэканье и точенье лилось последовательно одно за другим. Насладившись своеобразным пением, тихо покидаем место подслуха. На выходе из леса услышали хорканье пролетающего над нами вальдшнепа.
Всю ночь мне мерещились токующие глухари, но зазвонивший будильник распугал их. Быстрый подъем, сборы, и, предвкушая скорую охоту, о которой так грезилось длинными зимними вечерами, мы выходим под покров апрельской ночи.
Евгений Зенонович – ведущий, он впереди, я – ведомый, следую за ним. Подойдя к лесу, заряжаю ружье, чтобы излишне не шуметь возле тока, ведь глухарь птица осторожная, после чего мы вступаем в бор и растворяемся в нем.
А вот и место вчерашнего подслуха. Останавливаемся, начинаем слушать. В лесу царит полнейшая тишина, но это не надолго, едва рассвет даст о себе знать, как он начнет наполняться птичьими голосами. Кругом темень, только очертания крон сосен смутно вырисовываются на звездном небе.
Проходит минут двадцать, и слух улавливает в глубине бора звуки, отдаленно напоминающие вечернюю трескотню дроздов, а вот еще…
|
|
Разворачиваюсь в том направлении, напрягаю слух, открыв рот от усердия, и вот до меня долетело слабое «тэк-тэк-тэк» – первое колено глухариной песни, после чего вновь последовала дроздовая трескотня – точение, второе колено песни. Сомнения не было, это пел глухарь, которого мы слышали на подслухе.
Наклонившись ко мне, Зенонович, легонько подталкивая в плечо, шепчет: «Ну, давай! С Богом!» Легкая дрожь пробежала по телу. Пора!
Собираюсь внутренне и, не торопясь, начинаю подходить, делая под второе колено песни пару шагов. По мере приближения к птице токовые звуки становились все отчетливее и отчетливее.
Вдруг впереди, в вершинах сосен, раздался шумный лопот крыльев, и я вижу, как глухарь перелетел на другое дерево, тем самым немного приблизившись ко мне. Сердце учащенно забилось, руки крепче сжали ружье…
Выждав немного, продолжаю двигаться. Осталось преодолеть каких-нибудь метров двадцать-двадцать пять, и я буду от мошника на верном выстреле. Не торопясь и прикрываясь стволами мачтовых сосен, под точенье подхожу к дереву – рубежу, с которого уже можно стрелять по петуху наверняка.
Немного посветлело, пристально всматриваюсь в сосновую крону, но видимость еще не позволяет различить в ней птицу. Нужно ждать, а запаздывающий рассвет, как назло, не идет, а крадется.
«Бак-бак-бак» – раздается слева голос копалухи, и почти сразу же послышался шум садящейся на дерево птицы. Справа также раздалось бабаканье, и сразу пара глухарок опустилась на сосну, а почти следом за ними еще одна взгромоздилась на ветку дерева, под которым стоял я.
Нахождение в непосредственной близости глухарок и их бабаканье раззадорили поющего петуха. Его песня, словно горох из прорехи мешка, сыпалась без перемолчек по всему лесу. А сколько в ней было страсти и азарта!
Раздавшийся громоподобный лопот крыльев на дереве заставляет меня вздрогнуть. Глухарь по наклонной траектории слетел на землю и приземлился метрах в двадцати, но несколько больших елей и прилегающий к ним еловый подросток да завал из деревьев мешали обзору.
Исполнив на земле подряд пару полных песен, глухарь перешел на тэканье, периодически прерывая его оглушительным хлопаньем крыльев. Энергичнее заквохтали глухарки, и вскоре пара из сидящих на деревьях слетела вниз к красавцу-кавалеру.
Слух уловил токовавшего где-то впереди еще одного петуха, призывная песня которого привлекла к себе оставшуюся пару копалух.
Стало совершенно светло, вот-вот должно взойти солнце. Птичий щебет наполнил утренний лес. Вот и все, охота закончилась. Теперь я точно знал, что в сегодняшнем спектакле «На току» мне была отведена роль статиста. Забросив за плечо ружье, медленным шагом направился к месту, где меня ожидал Евгений Зенонович.
Жалел ли я о том, что выхожу из леса без желанного трофея в руке? Если скажу «нет», слукавлю, а ответ «да» тоже будет не совсем правдивым. Знаю одно: нет в природе такой оценочной шкалы, по которой можно было бы определить степень удовольствия и переживаний, полученных охотником на току.
А тем, кто все-таки захочет определить это, могу посоветовать следующее: побывайте хотя бы один раз весной на глухарином току и вы все поймете сами!
Источник: ohotniki.ru
