Около полуночи треск веток в чаще вывел меня из полубессознательного состояния на вышке. Звук донесся из темного леса примерно в 100 ярдах от меня (чуть более 90 метров). Почти сразу я услышал еще один хруст. Теперь сомнений уже не было, и я приготовился к своему экспериментальному выстрелу, которого ждал последние шесть месяцев.
Когда я услышал, как медведь с плеском пересекает ручей, понял, что он настроен решительно. И потом я увидел его во мраке, в отблесках костра…
Большой хищник приближался по лесной тропе. В какой-то момент он остановился и повернулся ко мне боком. Мое сердце бешено колотилось, но я сосредоточился на дыхании и внутренне сказал самому себе: просто выстрели. Я натянул тетиву лука, и наблюдал, как моя стрела с каменным наконечником жужжит в идеальном полете… но затем, как мне показалось, она пошла несколько ниже, чем нужно.
Черт! Ладно. Наверняка я попал ему в сердце. И дальше слушал, как гризли с грохотом и ревом понесся обратно по тропе, пересек ручей и скрылся в лесу.
После долгого ожидания я надел болотные сапоги и пошел по следу. На другой стороне ручья был длинный кровавый след. Огибая каждое дерево, я ожидал найти мертвого медведя. Через 100 ярдов след исчез. Еще через 200 ярдов (чуть более 180 метров) интуиция подсказала мне, что это было не смертельное попадание. Но я все равно провел ночь, ползая по широким медвежьим тропам сквозь деревья и разыскивая следы. Процесс затянулся до полудня следующего дня, когда мне, наконец, пришлось смириться с реальностью: я неудачно выстрелил.
Я лишился сна из-за этого медведя. Следующей ночью я лежал в своей домашней постели с некой тяжестью в животе, прокручивая в уме выстрел. Единственное облегчение наступало, когда я, наконец, засыпал, а как только просыпался, то опять вспоминал об этом. Я бы отдал почти все, чтобы вернуть свою стрелу и прицелиться всего на 2 дюйма (5 см) выше.
В конце концов, я понял, что мне придется либо отказаться от идеи добыть гризли каменным наконечником стрелы, либо закончить охотничий сезон, чтобы после пройти новый уровень подготовки. А поскольку в моем колчане лежали еще два отличных каменных наконечника, то я решил не отказывать совсем от своей идеи.
Позже я обратился за помощью к Тому Кламу, опытному тренеру по стрельбе из лука и владельцу оружейного магазина в Денвере. Я провел три дня с Кламом и полностью переучился стрелять из традиционного лука. Мне пришлось изменить чуть ли не все в способе своей стрельбы, и к тому времени, когда начал таять снег, я вновь обрел уверенность в своих силах. Механика теперь была намного более последовательной, но Клам также помог мне понять и психологические аспекты хорошего выстрела. Это оказалось крайне важным.
Одно из ключевых наблюдений, которые я сделал после своей предыдущей стрельбы, заключалось в том, что стрелы с каменными наконечниками летели немного ниже, чем стрелы со стальными наконечниками, которые я использовал для практики. Я принял это во внимание, и каждый день загонял стрелу за стрелой в мишень, продолжая заниматься этим до открытия сезона весной.
В середине мая я получил снимок с камеры слежения в лесу огромного самца гризли, который клюнул на приманку. Я знал, что он вернется, и забрался на то самое дерево, с которого почти год назад упустил медведя. Была половина пятого вечера, так что мне предстояло долго ждать. Началась гроза.
Гризли часто появляются во время штиля сразу после ливня. Но к полуночи в душу начали закрадываться сомнения. На ранней стадии весны во внутренних районах Аляски никогда полностью не наступает ночь, но около 2:30 все равно становится довольно темно, и, конечно, именно тогда медведь решил показаться. Он медленно приближался, и я слышал каждый его шаг по лесу.
Он пересек ручей и приближался к вышке из-за моего правого плеча. Я был спокоен — адреналин умерился после десяти часов, проведенных на дереве. Я тихо и быстро подготовился. Условия были не идеальными, чтобы стрелять, особенно если медведь окажется сбоку. Когда он полностью вышел из-за ольхи, у меня перехватило дыхание. Он был просто огромен и неуклюже направлялся ко мне, а потом прошел прямо под моей стойкой. Ветер дул мне в правую часть лица.
Он меня не видел и не знал обо мне, я был уверен, смотря на его спину шириной в метр. Он явно понятия не имел, что я здесь. Медведь с важным видом прошел слева от меня и развернулся боком, когда он почуял запах, оставленный моими ботинками. Я бесшумно натянул тетиву до упора, но он по-прежнему был у меня за спиной, и я не смог выстрелить. Он походил вокруг и ушел в лес.
Неделю спустя я снова встретил Клама. Он приехал, чтобы поохотиться со мной на черных медведей. Но наша охота на черного быстро превратилась в охоту на гризли, поскольку ранее они набросились на все приманки и прогнали в округе всех медведей, что были помельче.
Я занял позицию стрелка со своим луком, а Том находился позади меня. Теперь мой тренер будет всего в нескольких метрах от меня, когда я выстрелю, и на этот раз уже точно. Мы не слышали медведя, но я увидел его между деревьями в лесу. И пискнул губами Кламу, показывая, что медведь приближается. Хищник совершенно не подозревал о нашем присутствии и остановился за деревом, на котором была наживка.
Я чувствовал, как бьется пульс у меня на шее, когда я стоял совершенно неподвижно, слегка натягивая тетиву. Мое зрение начало расплываться, и края сцены окрасились в белый цвет. Мне не хватало воздуха. Я украдкой сделал несколько медленных, глубоких вдохов, ослабив хватку на луке, чтобы успокоиться.
Казалось, прошел час, но на самом деле прошло больше минуты или двух. Медведь сделал шаг назад, развернувшись боком к нам. Когда я натянул тетиву до упора и начал усиливать натяжение, стрела проскочила сквозь мои пальцы. Она попала точно в то место, в которое я целился, глубоко войдя в цель. Медведь зарычал и бросился в густой кустарник. Пробежав, по звуку, от 60 до 70 ярдов (55-65 метров), он остановился, и все стихло.
Когда мы начали анализировать отснятый камерой материал, наша уверенность ослабла. Медведь убежал. Стрела, без сомнения, пробила ему ребра впереди диафрагмы, попала в печень и кишки. Это был, несомненно, смертельный выстрел. Теперь вопрос заключался в том, сколько времени потребуется стреле, чтобы сделать свое дело.
Я повернулся к Кламу.
— Хочу, по крайней мере, найти кровь и посмотреть, там ли он, — сказал я, готовя свой «Ругер» калибра .375. — Если его там нет, мы уйдем и вернемся утром.
Мы нырнули в кусты и пошли по следу, который оставил медведь во время своего отступления. Найдя кровавый след, начали осторожно начали пробираться через высокие заросли кустов. Мы искали еще какой-нибудь знак, когда я услышал шорох и махнул Кламу, чтобы тот остановился.
Проводя столько часов в лесу, начинаешь узнавать определенные звуки. Даже звук полевки, пробирающейся сквозь листву, становится отчетливым. Я сразу понял, что звук, который я услышал сейчас, был не от мыши. Это было не рычание и даже не затрудненное дыхание, но я отчетливо слышал, как медведь перекатился по чему-то, похожему на высокую траву, затем поднялся на ноги. Это было так ясно, как будто я действительно видел, как это произошло.
Я посмотрел на Клама и одними губами произнес: «Нам нужно убираться отсюда к чертовой матери».
Поездка домой той ночью была спокойной. Но мой осторожный и несколько натянутый оптимизм был омрачен растущим чувством страха, что история повторяется. Медведи гризли выносливы, и если их только задеть, они иногда могут преодолевать километры, делая невозможное.
Сон не сильно смягчил мое беспокойство, когда на следующий день мы отправились по тропе. Всего в 15 ярдах (около 14 метров) от того места, где мы поспешно отступили, мы нашли его следы, но крови было совсем немного. Медленно идя по следу медведя, мы почувствовали его запах. Это было просто дуновение то тут, то там, но резкий, отчетливый запах гризли ни с чем не спутаешь. Начался ливень.
Том и я сидели под укрытием из ели, а вокруг нас барабанил дождь, уничтожая все капли крови, которые мы могли найти. Вдалеке прогремел гром. Как только дождь прекратился, мы пошли по подлеску и время от времени улавливали отвратительный запах поднятой грязи из-под лежащих на земле листьев, что было таким же верным признаком действий медведя, как и кровь.
Я сидел на четвереньках, когда всего в метре от меня раздался треск. Я вскинул револьвер калибра .375 и, черт возьми, чуть не выпустил пулю во вспорхнувшего рябчика. Том от души посмеялся над этим, хотя у меня чуть не случился сердечный приступ. И вдруг…
— Посмотри туда в бинокль, — сказал я Кламу. — Разве это не похоже на медвежью шерсть?
И действительно, так оно и было. Медведь был мертв. Он лежал за деревьями. Все было кончено.
Я добывал раньше много гризли, но ни один из них не значил для меня больше, чем этот медведь. Это был большой, красивый самец: выносливый и умный, настоящая гордость Аляски. И именно этот медведь изменил меня. Я приложил столько невероятных усилий, чтобы улучшить свои навыки, и чтобы иметь возможность убить его древним примитивным снаряжением — острым камнем, насаженным на палку, — что понял: я никогда уже не буду прежним охотником.
Том и я освежевали тушу, но передней половины стрелы нигде не было. Она вышла из его живота и вонзилась в заднюю ногу, а после перелома, должно быть, выпала. И все же каменный наконечник стрелы выполнил свою работу, как и на протяжении тысячелетий.
Когти гризли. Фото: outdoorlife.com
Это справедливый вопрос. Для многих людей, даже для многих охотников, охота на медведей гризли сопряжена с этическими дилеммами. Здесь, на Аляске, гризли никогда не были видом, находящимся под угрозой исчезновения. Они являются частью ландшафта и играют свою роль одного из главных хищников и падальщиков — не более и не менее важную, чем любое другое местное животное.
Хорошо регулируемая охота на гризли оказалась полезной как для популяции копытных, так и для самих медведей. Но не из-за этого я люблю охоту на медведя. По-своему, охота на гризли с наживкой — одна из самых сложных и захватывающих охот, которыми я когда-либо занимался. Вероятность успеха при поимке гризли на приманку во внутренних районах Аляски составляет менее 5 процентов. Обычно мне требуется больше месяца, чтобы получить хорошую возможность выстрелить.
Использование примитивного снаряжения только усложняет задачу. Когда тишину полуночного воздуха нарушает треск ветки и из леса с грохотом выходит самое настоящее чудовище, ваше сердце колотится так сильно, что вы начинаете беспокоиться, не услышит ли его медведь. Вы должны подождать, пока он не подойдет достаточно близко, на расстояние примерно 20 ярдов (чуть более 18 метров), и если он почувствует какую-либо опасность, то моментально скроется.
Стрельба по медведю из традиционного лука — это глубоко личный опыт. Я подумал, что использование такого наконечника стрелы может каким-то образом связать меня с многовековой историей охоты с луком до меня и с кочевыми охотниками, которые процветали в этой стране, используя эти острые камни для уничтожения мастодонтов и саблезубых кошек.
Но больше всего на свете я хотел посмотреть, смогу ли я на самом деле это сделать. Могу ли я развить навыки добычи животного теми же инструментами, которые использовали они? Смертоносность каменного наконечника стрелы была для меня чудом, но все это было лишь теорией и историей. Я же хотел испытать это по-настоящему.
Люди древности использовали камень для своей добычи или против врагов гораздо дольше, чем мы используем сталь или свинец. Исследователи относят самые ранние свидетельства использования людьми каменных орудий примерно к 2,6 миллиона лет назад, и различные группы людей полагались на камень вплоть до последних нескольких сотен лет. Но навыки и знания, необходимые для изготовления наконечников стрел, которыми владели в каждой деревне и племени, быстро ушли в прошлое с появлением современных технологий.
Вот упрощенная версия того, как это работает: камень, который легко отслаивается, такой как кремень, сланец или обсидиан, разбивается на куски молотковыми камнями — твердыми округлыми камнями, подобными тем, что вы можете найти на дне реки. Затем их разделывают на более мелкие пластинки, из которых формуют наконечники. Края затачивают инструментами из меди или оленьего рога, надавливая в точных местах. При этом тонкие чешуйки отщепляются, оставляя острые края.
До сих пор есть несколько человек, которые практикуются в этом ремесле, и одним из них оказался Грег Нанн, которого я приглашал на охоту на лося несколько лет назад.
Страсть Нанна началась с того, что он наблюдал, как его отец откалывает наконечники для стрел, и возросла, когда он стал одержим книгой по этому предмету из школьной библиотеки. Нанн в конце концов перешел на работу в археологическую фирму, где изучал кремневые кинжалы эпохи неолита из Скандинавии.
«Незадолго до бронзового века они были на пике развития всех тогдашних мировых технологий», — говорит Нанн
В том, как изготавливались клинки, было много загадочного, и частью работы Нанна было выяснить каждый этап древнего процесса. У него был талант читать камень, и он мог сказать, как формировались клинки, и как им придавалась окончательная форма. Он предположил, что несколько мастеров-изготовителей клинков работали над совершенными высококачественными кинжалами, которые использовались в основном в церемониальных целях, в то время как подмастерья ковали повседневные клинки и инструменты.
Нанн сейчас является экспертом практически в любой технологии изготовления каменных инструментов, но его специальность — наконечники для стрел.
«Я сделаю тебе три наконечника и насажу их на древки», — сказал мне Нанн, сидя в моей гостиной и рисуя их будущий профиль.
Сам страстный охотник, он убил дюжину лосей именно каменными наконечниками стрел. Те, которые он планировал для меня, должны были быть прочными, надежными и острыми.
«Вы будете удивлены, насколько они эффективны»
Хорошее каменное лезвие отличается от стального. Оно не сбривает волосы, но при правильной обработке его можно заточить до чрезвычайно тонкой кромки. В результате получается неровное лезвие с почти зазубренным эффектом. По его опыту, каменные наконечники создают раны, которые сильно кровоточат.
«Для охотничьего наконечника я предпочитаю хороший кремневый, который не подвергается термической обработке»
Он также избегает обсидиана из-за его хрупкости. И избегает грубо зазубренных краев, которые могут казаться более острыми, но лишь повышают сопротивление, и на самом деле более тупые, чем чистое прямое лезвие. Правда здесь на его стороне: зазубренные наконечники в археологических раскопках свидетельствуют об относительно недолгом их существовании.
Ручной наконечник стрелы Грега Нанна формировался часами, прежде чем он прикрепил его сухожилиями лося к деревянному древку. Фото: outdoorlife.com
Хотя каменные наконечники сегодня так же смертоносны, как и в каменном веке, существует множество веских причин для использования в современных стрелах таких металлов, как медь, бронза и железо. Камень очень хрупкий по сравнению с металлом. Каменный наконечник обладает большой прочностью, но с гораздо большей вероятностью выйдет из строя, когда стрела попадает во что-то твердое, например, в кость. Кроме того, каждый камень индивидуален, что может привести к различиям в точке удара. Наконец, их изготовление трудоемко.
В итоге я получил от Нанна три предмета, которые он тщательно выточил из кусочков кремня, собранных им во время работы в Дании. На придание формы каждому наконечнику ушло несколько часов.
Одной из самых больших проблем было то, что я не мог попрактиковаться с каменными наконечниками, потому что стрельба ими по цели рисковала повредить или сломать их. И даже если бы они не сломались, мишень, скорее всего, испортила бы их края.
Однажды поздним майским вечером я выстрелил с 15 ярдов (около 14 метров) в черного медведя одной из стрел Нанна. При характерном звоне моего лука стрела пролетела именно так, как и мечтает лучник: желто-зеленое оперение прочертило полосу в меркнущем свете и поразило зверя в сердце.
Кровавый след длиной 50 ярдов (около 46 метров) привел меня к мертвому медведю. Я был потрясен тем, что обнаружил. Круг на поверхности земли диаметром 6 футов (около 2 метров) был залит кровью. Поэтому я был полностью уверен, что наконечники Нанна подействуют и на гризли.
Я оказался прав.
Источник: ohotniki.ru
