Идет охота на зайцев. Илья заядлый охотник, неплохой стрелок. Но, как говорят, и на старуху бывает проруха. По своему горькому опыту знаю, Илья еще долго будет прокручивать в своем сознании картину с выскочившим из-под ног русаком, поспешным выстрелом и долго провожающим взглядом в сторону убегающего зайца в надежде, что тот упадет. И вновь захлестнет его чувство досады от промаха, отвернувшегося фарта. Повторить бы все сначала, не паникуя, не горячась, ан, нет, время вспять не повернуть. Но уже скоро вернется рассудочность, найдутся ответы на то, что и как надо бы было сделать, а с ними – и успокоение за допущенные ошибки.
Мы толпились у машины. Каждый сосредоточенно думал. И было над чем. Приближающиеся сумерки напомнили об укороченном дне, о скором приходе зимы и что это уже будет другая охота на зайцев.
— Если ты его зацепил, далеко не уйдет, заяц не так уж крепок на рану, – подбодрит кто-то Илью. И начнется дискуссия между охотниками.
— Говоришь, не крепок на рану? Да заяц, я тебе скажу, с отстреленной напрочь ногой может бегать от охотника весь световой день; с пробитым сердцем может уйти на десятки метров и залезть в крепи; с перебитыми крупными сосудами будет бегать, пока кровью не изойдет…
— А я вот не согласен, – включится в разговор другой. – Мне приходилось много стрелять зайцев. Причем зайцы попадались самые разные – до очень крупных, по-настоящему трофейных русаков, весом до 7 кг. Так вот я не припомню, чтобы стреляный мной заяц далеко уходил после выстрела. Практически всегда ложился на месте. Разумеется, если выстрел был произведен в меру, а не за 70-80 метров. Ту уж заяц точно убежит и охотника погоняет.
— Ну, вы, – одернет дискуссирующих третий, – если уж вы такие знатоки, то ответьте: где он сейчас лежит? И второй вопрос: как заяц ложится?
— Ты и сказанул, как ложится… Об этом каждый охотник знает. А вот где лежит, гм… Черт его знает, где он сегодня лежит! Все охотничьи угодья уже протопали. А для самой лежки, скажу тебе, выбирает ямку в земле, прикрытую кустиком травы, кулижку бурьяна, снеговой намет… При ветре зверек всегда ложится в затишке мордой на ветер…
— Ладно, заканчиваем диспут. Время, – напомнит бригадир Андреич, – кто на номера – по машинам, — охота на зайцев продолжается.
Прошли еще пролесок, вышли на простор. На этот раз молчали собаки, челночили, опустив головы, высунув языки, сухую землю. Грешим на погоду. Снега бы! Заяц мертво лежит, пока ногой не наступишь. О катастрофическом падении численности зайцев сколько бумаги исписали, что только не высказали, а где он, косой? Опять же, погода ли тому виной? Кажется, причин не то, что уменьшилось, к старым проблемам наслаиваются новые, и по всему, самой природе не справиться.
«Куда?» – снова встает вопрос. То, что планировали заранее – забыто по непонятным причинам. Владимир Андреич излагает свое видение, называет место, где лежит заяц. «Да в жизни его там не будет…» – отговаривают его. В конце концов, определились. Уходят «номера». Проходим очередной загон мимо поймы реки, где раньше были места заболоченные, труднопроходимые. Сегодня здесь сухо, страдают от нехватки воды звери, куда-то делись бобры, мигрируя подальше от высохших ниток бывшего канала. Рядом широчайшая пустошь, за ней тянется убранное кукурузное поле. Ни одного выстрела. Собаки подняли лису, непонятно, куда она их увела, не слышно голосов. Собираемся у машин.
— А все-таки Андреич был прав, вышел заяц в правом углу, если бы там на номер выставили, то… – делится подошедший фланговый.
Все вновь разочарованы, уже забыв про радостные минуты, когда увидели кабаньи следы. Прошло стадо у дороги, где устроили привал. В прошлый раз была лицензия на отстрел кабана, но две охоты в сопровождении егеря оказались провальными. Не видели даже следов, а вот сегодня вновь появилась надежда, что свиное поголовье после заболевания чумой и падежа быстро восполнится, обещая будущие охоты.
Время торопит. Все забыли о термосах с горячим чаем, о том, что с утра так по-настоящему и не перекусили. Кто-то наспех переобувается, кто-то перебирает патроны, одни вытаскивая, другие всовывая в тугие ячейки патронташа.
— Я предлагаю забрать сосняк у телевизора (нерадивый хозяин давно вывез и выбросил недалеко от дороги старый телевизор, не подозревая, что его нехороший поступок послужит названию места), а после выезжаем на дорогу и домой, – говорит Андрей.
— А может, лучше все-таки взять… – не удержался старший Бочков, но не успел договорить.
— Ну, па, мы там уже два раза нынче проходили. Что в итоге – пусто. А эту долинку почему бы не пройти? Трое с Бушуем и лайками в загон, остальные – на номера. Святослав, ты отвезешь на номера и расставишь?..
Машина шла быстро, останавливалась, без слов Андреич жестом указывал кому где встать. Охота на зайцев продолжается. Каждый в знак согласия молча кивал головой, выходил. Машина тут же скрывалась за поворотом дороги в густоте молодого леса.
Я стоял на номере. Прошло минут двадцать. Было тихо, лишь при дуновении ветра поскрипывала сосна, не удержалась своими корнями после сильного ветра, ее подхватила своими мощными ветвями соседка, не давая упасть. Наконец раздался голос Бушуя. Гон то замолкал, то вновь лес полнился низким башуром. Стоящий метрах в шестидесяти от меня Андреич махнул рукой, пройди, мол, вперед, не то заяц выскочит и перебежит дорогу. Но гон сравнялся с нами и удалился в гущу сосняка, где дорогу перекрыли другие номера. Раздался выстрел, потом ухнуло еще раз. Казалось, в эту минуту навсегда прекратился назойливый скрип сосны. Я быстрым шагом шел к стрелкам, которые уже сами подходили к машине, что-то живо обсуждали, жестикулировали.
— Далеко его увидел, – рассказывал Сятослав. – Здоровенный, и так зад подкидывал, думал, коза скачет. Осмотрелся – русак. В конце загонки уши прижал, стелет по земле. Первым выстрелом положил, но, видимо, оказалось мало.
Все поздравляют удачливого охотника, и вновь слышится чей-то настойчивый голос: «Ну, все, хлопцы, гляньте, темень на дворе. Кто завтра охотится? Чего молчите?..»
…«Завтра», а это воскресенье, благословенный день охоты, выдалось пасмурным, неприветливым. Утром начал моросить дождь, зайдя в облажной, и квасил, не обращая внимания на чаяния и мольбы охотников. Казалось, все пойдет насмарку. Полевали в другой стороне нашего егерского обхода, за высохшей речушкой Удаем. И здесь повсюду сухо. Моросящий осенний дождь в счет не берется.
Лишь при переезде через понтонный мост увидел небольшое зеркальце воды. Заметно поредевшая бригада плюс все тот же противный неотступный дождь, казалось, не давали никакого шанса на успех. Прошли одно поле, заросшее деревьями, другое, потом прочесали редко стоявший пролесок – никаких результатов. Мокли под дождем мы, мокли наши ружья, мокла «Нива», стоящая в низинке.
— Давайте найдем под сосной сухое место, да пообедаем, – сказал Андреич. – Не везти же рюкзаки домой. Сегодня не будет толку…
Молча согласились с Андреичем, кто-то пошел за рюкзаками к машине. Но вдруг заработал Бушуй и все забыли про обед. Илья первым схватил ружье и побежал на голос собаки.
— Илья сейчас возьмет, – сказал коротко Андреич.
Ждали долго, и по всему решили, что в отъеме лиса искусно ходит по небольшому кругу, заставляя Бушуя отдаваться своей работе с той страстью, на какую способна только русская гончая. Голос собаки затихал и с новой силой раздавался в лесу. С небольшим интервалом прогремели два выстрела. Пророческими оказались слова Андреича: «Илья сейчас возьмет», сказалась и отличная работа Бушуя.
Илья, светящийся лучезарной улыбкой, держит за уши матерого русака:
— Ну, заяц, погоди! – идя навстречу мне, кричит восторженно он от долгожданной удачи, от счастья. А когда подошел, с легкостью выдохнул скопившийся в груди воздух и с облегчением произнес. — Фу, реабилитировал себя за вчерашний промах.
В сознание Ильи вернулось успокоение.
Это чуть позже, по приезду в деревню, будет нам щедрый подарок от удачливого стрелка: заячья шурпа, традиционные сто граммов на кровях… Все это будет чуть позже, а сейчас кто-то, глядя на меня, промокшего до нитки и посиневшего от холода, не без чувства иронии заметит: «Да уж! Такая она, охота на зайцев».
