Охота ради жизни

Расположенное на правом холмистом берегу небольшой речки Зевра, Кропотово могло стать серьезным укрепрайоном фашистов.

Но то ли наши части продвигались слишком стремительно, то ли у немцев были другие планы, но противник сдал село почти без боя, успев лишь поджечь все, что подвластно огню…

Почти на выезде из села у пожарища, посреди которого чернела печь с высокой трубой, стояла молодая женщина.

На руках она держала маленькую дочурку Зину, два сыночка постарше — Николай и Александр — стояли, прижавшись к ней, рядом. В голове матери крутилась одна мысль: «Как жить дальше?»

Ничто так не объединяет русских людей, как общее горе. Без команды собрались мужики, по возрасту не годившиеся даже в обоз на фронте, и старики. Помогли вырыть землянку. Отапливались буржуйками, у кого имелись, у кого их не было, сложили небольшие печки.

Шло время, наступила зима. Когда снега было выше щиколотки, братья ставили петли, как учил отец. В одну из петель попался заяц, но его съела лисица. Через несколько дней в землянку ввалился румяный запыхавшийся Степка и, выпалив два слова «Мам, словили», захлопнул дверь.

 

Феодосия, накинув старенькое пальто, вышла наружу. У ног Василия лежал светлый, с рыжевато-серым «ремнем» по спине русак. Слеза потекла по щеке матери.

Обед в этот день был праздничный: вареная картошка с зайчатиной. Вскоре еще одного пойманного русака съела лисица. Обнаглели рыжие до того, что начали рыскать по селу в поисках съестного.

Лишь через неделю принесли братья некрупного русачка из последнего помета, но и ему были несказанно рады.

Однажды Феодосия вернулась с улицы чем-то расстроенная.

— Мам, случилось что? — уловила перемену в настроении матери Мария.

Мать, подойдя к плите с варившейся картошкой, проговорила:

— Встретила нашего заготовителя Ивана Ефимыча, сказал, что пушнину теперь отоваривают мукой и сахаром. И чай дают, не говоря о припасе. Эх, был бы с нами отец, набил бы лисиц…

Василий со Степкой переглянулись и, наскоро одевшись, шмыгнули за дверь.

— Отец велел откопать ружье, если не вернется с фронта, — сказал Василий.

— А вернется, не тронет нас, — ответил Степка и с некоторой долей сомнения добавил: — Может, даже похвалит.

Василий на правах старшего собрал ружье, тронул большим пальцем курок, тот с трудом подался назад. Выбрали патроны с мелкой картечью, несколько с заячьей дробью, снарядили ими патронташ. На охоту решили идти на следующий день.

Встали рано. Мать заставила их поесть, завернула в тряпицу несколько картофелин, положила в котомку. Василий подпоясался патронташем под белый халат, повязал вокруг шапки белую косынку, закинул за спину ружье.

Выйдя из землянки, братья надели лыжи, сделанные отцом еще до войны, и двинули через огород в поле: Василий с ружьем впереди, Степка с котомкой сзади по торной лыжне.

Где-то в полукилометре или чуть далее на их пути лежал глубокий недлинный лог, берущий начало в поле и заканчивающийся в селе, деля его на две неравные части. Лог давно облюбовали лисицы, вырыв в нем несколько глубоких нор. И поля были рядом, где они мышковали, и дома недалеко, где летом воровали зазевавшихся кур и уток.

Идя краем поля за огородами, братья вскоре подошли к логу и двинулись вдоль него. Дойдя до конца, они заметили на горизонте два темных продолговатых пятна, движущихся в сторону лога. Это были лисицы.

Мальчишкам показалось, что они летели, как на крыльях, прямо на них. Братья быстро присели. Это их движение, особенно Степкино в темной одежде, чуткие звери уловили и, круто забирая влево, исчезли из поля зрения.

В тот день братья видели в полях еще несколько мышкующих лисиц, но и они замечали темную фигуру Степки, и охота срывалась.

Расстроенные, братья забыли проверить петли. На следующий день они прошли своей лыжней до начала ложка, откуда два дня назад наблюдали за лисицами, после чего Василий изменил маршрут, круто свернув налево к началу огромного, заросшего березой и осиной лога, где братья ставили на зайцев петли.

 

Тянулся лог в западном направлении на пару километров и был сложной «конструкции» — с многочисленными ответвлениями. Почти в каждом находилась лисья нора.

Дойдя до лога, Василий пошел поверху ближайшего склона. Так можно было осматривать не только прилегающие поля, но и сам лог. Помня, где они ставили петли, Василий послал Степку на проверку. Тот, сняв лыжи, быстро спустился вниз по склону и вскоре вернулся — пустой. Ребята пошли дальше.

За неделю бесснежной погоды лисицы наследили так густо, что казалось, могли появиться каждую минуту. Но время шло, а надежды таяли. Изрядно уставшие, братья подошли к большому логу. Неожиданно Василий пригнулся и, повернувшись к Степке, махнул рукой: мол, присядь.

— Лиса в логу, — прошептал он и показал вниз.

Рыжая лисица на белом снегу — это очень красиво. Мышкуя, красавица приближалась к склону лога, в верхней части которого и притаились братья. Василий, дрожа от волнения, крепко сжимал ружье.

Лисица подошла к началу склона и вдруг пропала из виду. Оставаться бы Василию на месте, обшаривая глазами склон и готовясь к быстрому выстрелу, но нетерпение перебороло. Вытянув шею, парнишка медленно двинулся вперед. Свежий снег заглушал все звуки, и это было на руку юному охотнику.

Лисица показалась в двадцати шагах справа и сразу же увидела Василия. Он вскинул ружье к плечу, но для уверенного выстрела требовалось шагнуть левой ногой так, чтобы довернуть корпус. Этой доли секунды зверю хватило, чтобы молниеносно развернуться и огромными прыжками метнуться вниз по склону. Запоздалый выстрел не причинил рыжей никакого вреда.

 

К ночи небо очистилось. Утром, под лучами поднявшегося светила, снег засверкал, заискрился. Оглядывая окрестности, братья миновали первый лог у села и двинулись ко второму. Дул несильный боковой ветер. Метрах в двухстах виднелся небольшой островок бурьяна, забитый снегом почти доверху, с подветренной стороны темнело пятно, словно кто-то забыл шапку.

Снег, еще не уплотненный ветрами, оставался мягок, лыжи при ходьбе чуть попискивали. Василий сократил расстояние до пятна вдвое и убедился, что это была лисица. Он встал на колени, пытаясь унять крупную дрожь, но ничего не помогало. Поднявшись, прошел еще шагов двадцать и решил снять лыжи.

При ходьбе снег скрипел меньше, проваливаясь в него, охотник становится как бы меньше ростом, менее заметным. Но главное, без лыж проще упасть в снег, если лисица проснется.

Когда человека и зверя разделяло полсотни метров, лисица подняла голову. Василий застыл как изваяние. Заподозрив неладное, рыжая чуть привстала. Охотник вскинул ружье и пальнул, почти не целясь. Снежные фонтанчики вспыхнули левее зверя и погасли…

Неудача так подкосила парня, что он готов был кинуть ружье в снег. Он молча снял халат.

— Попробуй ты! Может, тебе повезет, — только и смог он сказать брату.

У Степки загорелись глаза, он опустил голову, чтобы этой радостью не обидеть брата. О неожиданно свалившейся на его плечи ответственности он и не думал. Застегнув патронташ, он надел халат, собрав его за спиной сборками, подпоясался бечевкой. Косынку повязал Василий, после чего передал ружье.

— Вася, я полистал батину тетрадь… Он пишет, что в солнечные дни лисы спят на полях, где меньше дует ветер.

 

Василий огляделся, на минуту задумался и произнес:

— Ветер дует слева на рубеж, значит, лисы будут на тех полях.

Он махнул рукой, указывая направление и одновременно предлагая брату двигаться впереди. Они пересекли рубеж, спустились ниже по сбегавшему к логу полю и пошли параллельно ему. Боковой ветер здесь почти не холодил лицо. Отец оказался прав, вскоре они увидели спящую лисицу.

— Подойдешь ближе — сними лыжи. Да, и почаще посматривай на нее, а чуть что, падай в снег, — напутствовал брата Василий.

Степка быстро сократил расстояние до спящего зверя метров до ста, снял лыжи и, чуть пригнувшись и держа ружье в руках, двинулся дальше. Вскоре его и лисицу разделяла чуть вогнутая, как блюдце, площадка, на одной стороне лежала рыжая, на другой стоял юный охотник. Для уверенной стрельбы требовалось пройти еще метров тридцать.

Но тут слабый скрип под ногами достиг ушей лисицы, и они встали торчком. Степка присел, а когда лисица начала поднимать голову, упал в снег, держа ружье на весу, чтобы не забить дуло снегом. Прошло несколько минут. Лисица осматривала окрестности, медленно поворачивая голову.

Минуло четверть часа, но она и не думала засыпать. Если бы ее что-то насторожило, она бы встала и, сделав полукруг, зашла бы из-под ветра. Обонянию в таких случаях лисица доверяет больше, чем слуху и зрению. Но она, видимо, выспалась, а отправляться на охоту не хотелось — была сыта.

 

Все происходящее Василий хорошо видел. Он шел за братом на некотором удалении. Одетый в темное, он выбирал такие места, чтобы оставаться невидимым для лисицы. На чужом примере он хотел понять, как правильно подходить к спящему зверю, как вести себя, если он проснется.

Видя, что лиса не собирается засыпать, он обеспокоился за брата: как бы не простудился в своей старенькой худой одежонке!

«А не пугнуть ли лису на него? — вдруг пришла ему в голову мысль. — Получится — хорошо, нет — тоже ладно». Василий постарался сориентироваться, куда ему выйти. Этому помог росший на поле в стороне от лисицы ивовый куст.

Затем он своим следом вернулся ниже к логу, прошел вдоль него, свернул на поле и, сделав солидный крюк, зашел к лисице с тылу. И все в темпе, что отняло немало сил. Василий спешил, боясь, что брат окончательно замерзнет.

Теперь важно было увидеть и Степку, и лисицу на одной линии, иначе стронутый зверь пройдет вдали от стрелка. Василий шел, пытаясь увидеть брата, но пока ему это не удавалось…

А Степка сильно продрог. Он играл мышцами рук, ног, живота, это помогало, но мало. Наконец лисице наскучило осматривать окрестности, она опустила голову, а вскоре упали и торчавшие уши.

Выждав, Степка медленно привстал на колени и неожиданно увидел вдали темную фигуру, замахал руками, пытаясь обратить на себя внимание идущего. Тот заметил и в ответ также махнул рукой. Степка еще энергичнее заработал руками, мол, уходи в сторону.

И вдруг догадался, что брат хочет пугнуть лисицу на него. Когда Василий наконец увидел рыжее пятно и понял, что лисица спит, он сместился правее шагов на тридцать, и тут все трое оказались на одной линии.

Теперь оставалось стронуть зверя так, чтобы он не кинулась опрометью прочь. А уж Степка точно не промажет. И Василий очень медленно пошел на сближение, притоптывая лыжами для создания шума. Лисица подняла голову, села. Опытная, она, видимо, подумала, что это не охотник, а потому не представляет для нее опасности, да и ведет себя странно, часто стоит на месте…

Вскоре это надоело зверю, он встал, потянулся, зевнул и медленно пошел в противоположную от человека сторону. Вдруг что-то сильно толкнуло его в грудь, прозвучал выстрел.

Василий скинул лыжи и бросился к брату. Обнимая его, он приговаривал:

— Какой же ты молодец, Степка! Какой молодец!

Но, взглянув на него, поразился его бледности. Василий молча закинул за спину ружье, взял лисовина за ноги, и братья заторопились к селу. Чуть живые ввалились они в землянку. Василий приказным тоном (чего раньше не было) велел матери напоить брата горячим липовым чаем, а сам вышел снимать шкуру.

— Что это вы такие запаленные? — спросила мать, подбрасывая в печку свежих дров. — Гнался за вами кто?

Недавно кипевший чайник довольно зафырчал. Мать насыпала в большую кружку хорошую щепотку ярко-желтых цветков и вновь повернулась к Степке:

— Что молчишь?

Степан взглянул на мать, братьев и сестер и с какой-то новой в голосе ноткой произнес:

— Убили мы все-таки лисицу.

Все разом заговорили, всем захотелось посмотреть на добычу…

 

С утра Феодосия обошла соседей, предупредила: если появится заготовитель, чтобы зашел к ней. Была середина недели, обычно в этот день он проезжал через село. Заслышав скрип саней и храп лошади, мать вышла из землянки.

— Здравствуй, Федосья! Что звала-то?

— Проходи в землянку.

Со света Ефимыч не сразу разглядел в тусклом помещении ее обитателей. Василий, взяв стоящую в углу пялку с надетой мехом внутрь шкуркой лисицы, протянул ее гостю.
— Ну-ка, ну-ка! — удивленно и одновременно радостно произнес тот. — Пошли на свет, охотнички!

Василий со Степкой быстро оделись и вышли за Ефимычем. Тот покрутил пялку в руках, критически осматривая шкурку.

— Так-так, обезжирили плохо. Коготки нужно лучше подрезать. А уши что не обработали? Загниют. Давайте ножик, покажу.

— Конечно, по закону малы вы для охотничьего промысла, но ведь и на заводах делают оружие ваши сверстники. Да-а, война проклятая. Припас-то есть? Порох, дробь?

Ребята ответили, что есть еще патроны, заряженные отцом. Как закончатся — зарядят, батя учил.

— Ну и хорошо. Позовите мать, пусть мешок захватит.

…Мать вернулась в землянку, неся объемный мешок, присела на лавку, зашмыгала носом.

— Мам, ты чего? Плачешь, что ли? — забеспокоилась Мария.

— Нет, я улыбаюсь. Сейчас будем варить картошку, потом пить чай, настоящий, с сахаром. А завтра испечем хлеб…

 

В феврале у лисиц начался гон, звери много перемещались, мало отдыхали, и обескураженные этим братья ничего лучшего не придумали, как переключиться на ловлю зайцев. Лисицам было не до них: из нескольких пойманных лишь один оказался съеден… Затем подошли посевная, свои огороды, убирали выращенное и вновь сеяли озимые.

К наступившей зиме конца сорок четвертого года братья были пусть и юными, но уже с определенным стажем охотники. Начинали они свой день с осмотра петель на зайцев, ибо поняли, что спозаранку искать отдыхающих лисиц нет смысла, а скрасть мышкующего зверя либо нагнать его на стрелка сложнее, чем подойти на выстрел к спящему.

Этот сезон был для братьев удачным, что помогло многочисленной семье пережить еще одну зиму.

Весна сорок пятого, хотя парни и повзрослели на год, далась им так же тяжело, как и предыдущая: со старших и спрос больше. Придавали сил новости с фронта, все понимали, что победа не за горами. И она вскоре пришла.

А в один из летних дней вернулся отец. К нему навстречу выбежали его дети и любимая жена. Запыхавшаяся, она упала ему на грудь, шепча: «Вернулся! Вернулся!».

Стоявшие в нерешительности дети, увидев призывный взгляд отца, облепили его со всех сторон.

— Филипушка, проголодался, наверное. Пойдемте в землянку.

 

Филипп Егорович быстрым взглядом окинул землянку, развязал рюкзак. Отставив в сторону ружейный чехол, он положил на стол несколько банок тушенки, три буханки хлеба, сладости, жене — платок…

— Батя, а это что? — Степка показал на чехол.

Отец вынул из чехла приклад, стволы и собрал ружье. Это была бескурковая двустволка «Зауэр» 16-го калибра.

— Ничего, теперь мы точно заживем по-другому. Это я обещаю!

P.S. Сюжет этого рассказа не придуман. В начале двухтысячных два друга заехали после охоты к своему приятелю Василию, живущему в селе Кропотово, и его отца, Степана Филипповича, потянуло вдруг на воспоминания.

Источник: ohotniki.ru

No votes yet.
Please wait...

Ответить

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *